Айрат Хайруллин: «Даже если уехали 100 тысяч айтишников, давайте позаботимся о тех, кто остался!»

«В 2022 году выручка IT-отрасли Татарстана на фоне санкций достигла рекордных 150 миллиардов рублей. Таких цифр не было никогда! Но теперь возможны замедление и даже спад, компаниям нужно искать новые рынки», — говорит министр цифрового развития госуправления РТ Айрат Хайруллин. В интервью «БИЗНЕС Online» он подвел итоги Года цифровизации, призвал не зацикливаться на уехавших айтишниках и объяснил, почему отдал бюджетные площади IT-парка и без того богатому Сберу. Также он анонсировал реинжиниринг госуслуг, строительство нового здания технопарка и утроение размеров отрасли по численности и выручке.

— Айрат Ринатович, завершился масштабный Год цифровизации — удовлетворены ли вы его результатами? Как он был скорректирован внешними обстоятельствами?

— Год цифровизации уже не получится обсуждать вне контекста. Сотни тысяч людей, в том числе призванных по мобилизации, сейчас всего в 1,5 тысячи километров от нас, в 16 часах езды на автомобиле, находятся в эпицентре специальной военной операции. Поэтому можно много говорить о новом IT-парке, оснащении РКБ по лучшим мировым стандартам, о том, что Татарстан занял первую строчку по уровню цифрового развития среди всех российских регионов, о том, как мы первыми в стране перевели абсолютно все услуги в электронный вид, но на самом деле главный итог Года цифровизации получился другим. Произошла перестройка реальности в головах у всех — и на уровне госуправления, и на уровне бизнеса. Стало понятно, что стране нужно обеспечивать цифровую независимость и информационную безопасность

Если говорить об IT-индустрии республики в целом, отвечая на вопрос об итогах года, то в 2022 году отрасль достигла рекордной выручки в 150 миллиардов рублей. Таких цифр не было никогда!

— За счет чего?

— Рост произошел в моменте, когда нас отключили от зарубежных сервисов. На фоне санкций выросла потребность в импортозамещении — только у ICL выручка приблизилась к рекордным 30 миллиардам благодаря продаже компьютерной техники. Сейчас, на мой взгляд, может произойти замедление и даже спад, люди и компании начнут экономить на всем. Чтобы удержаться на прежнем уровне, нужно искать новые рынки.

Не секрет, что большое количество разработчиков уехали из России. Не потому, что представители IT-профессий какие-то особенно нелояльные, просто они не привязаны к рабочему месту — пандемия показала, что им необязательно находиться в офисе физически. И в том, что отрасль осталась сравнительно стабильной, — колоссальная заслуга министра цифрового развития РФ Максута Шадаева.

И надо отдать должное политической смелости Шадаева. Указ об отсрочке работникам IT-отрасли, те прямые эфиры, которые он лично проводил, часами терпеливо отвечая на все возникающие вопросы, сыграли огромную роль в том, как отрасль себя повела в момент мобилизации. Региональным министерствам осталось лишь транслировать принятые меры, вести работу с руководителями на местах, собирать обратную связь.

— Много ли людей получило отсрочку от мобилизации в Татарстане?

— Списки, которые доводит Генштаб, имеют гриф секретности, мы их не имеем права раскрывать. Могу сказать, что это помогло значимой части индустрии. К тому же после 21 сентября у всех появилась дополнительная мотивация получить аккредитацию минцифры РФ, поэтому на сегодня в Татарстане количество официально зарегистрированных IT-компаний существенно выросло — их уже около 900. Отсрочкой от службы в армии воспользовались 367 призывников.

— А многие ли татарстанские разработчики уехали из страны? По России Шадаев называл статистику — уехали и не вернулись 100 тысяч человек, почти каждый 10-й занятый в отрасли. Есть ли такая цифра по Татарстану?

— Такой цифры нет.

— Невозможно отследить? По налогам высчитать, например?

— Мы не почувствовали оттока. Руководители компаний, где работают, к примеру, 200 человек, говорят, что у них уехали двое или трое. Как мобилизация закончилась — многие приехали назад. Выяснили, что жить за границей невозможно: нужно оплачивать жилье, садик, школу и так далее, а цены взлетели до небес. Кто-то уехал, кто-то остался. Я считаю, что делать какую-то трагедию из этого нет никакого смысла. Что случилось плохого?

— Что плохого в том, что уехали десятки тысяч очень высококвалифицированных, высокооплачиваемых людей, которые могут определять будущее и создавать экономику, компании, отрасли, технологические переделы?

— У нас еще есть 145 миллионов человек, которые живут в России. Не менее способных, не менее талантливых. Уровень зарплаты не определяет уровень личности. Даже если уехали 100 тысяч… У меня позиция четкая. Да, любые военные действия — это плохо, то, что люди гибнут, — это плохо. То, что этот процесс способствовал тому, что энное количество людей уехали из России, — это тоже очень плохо. У них рушатся судьбы, семьи, они теряют работу. Это все очень плохо. Но зацикливаться на этом… Ну уехали — и уехали. Давайте мы в первую очередь позаботимся о тех 900 тысячах айтишников, которые остались в России! Перед ними стоят сейчас большие вызовы, за которыми открываются новые возможности.

— О каких вызовах и возможностях идет речь?

— Главный системный фактор 2022 года — все очень быстро перекрасилось в отечественное. Если в госсекторе переориентация на российский софт началась еще в 2014 году, то в бизнесе до последнего все покупали SAP, AutoCAD и так далее. В абсолютном большинстве российских компаний все программное обеспечение, связанное с управлением производством, было зарубежным. И когда западные вендоры ушли из России, это стало для всех серьезным ударом. Причем сильнее всего пострадали те компании, в которых первые лица сами глубоко не погружались в IT, делегируя все своим заместителям. Эту ошибку они осознали после 24 февраля, когда в один день у них все перестало работать. Были даже публичные истории с увольнениями замов по цифровизации.

Сегодня всем пришлось стать айтишниками и начать разбираться в информационных технологиях. Выяснилось, что, кроме SAP, есть отечественные ERP-системы, та же самая «Галактика» или 1С, «Парус», что облачные решения предлагают не только Microsoft, Azure или Google Cloud Platform, но и «Яндекс.Облако», SberCloud, Mail Cloud Solution или МТС Cloud. KazanExpress за сутки вынуждены были мигрировать на отечественные облачные решения, но не все успели это сделать. Даже в нашем IT-парке были такие примеры — у ребят перестал работать цифровой бизнес, потому что Google заблокировал их аккаунт. Оказывается, по щелчку пальца можно все отключить. И разговоры, что айфоны тоже выключат, на самом деле не из разряда фантастики.

— А возможно ли добиться полной цифровой независимости?

— В глобализированном мире, в условиях XXI века, ни одна страна на земном шаре не может быть стопроцентно самодостаточной. Но есть принципиальные вещи. Допускаю, что одежда может быть импортной, а продовольствие точно нет. Как выяснилось, IT сегодня сопоставимы по уровню значимости с едой, раз щелчком кнопки выключаются целые отрасли. У нас нет собственного смартфона, собственной операционной системы как таковой, мы не производим микропроцессоры. В новом iPhone 14 Pro используется процессор с технологией 4 нанометра — в нем 16 миллиардов транзисторов, которые размещены на кристалле площадью 130 квадратных миллиметров! Технологический процесс в России ограничивается 65 нанометрами. Это уровень примерно 2000–2006 годов.

Нам нужно стремиться стать частью мира современной микроэлектроники. Разделение труда в микроэлектронной отрасли, во главе которой стоят процессоры, устроено как слоеный пирог. Какие-то компании производят химию для вытравливания микросхем, кто-то производит одни станки, кто-то — другие, кто-то делает лазеры для станков третьего типа и так далее. Если страна — часть этого «пирога», без которой невозможно его существование, то ей обеспечено технологическое благополучие.

И 2022 год, на мой взгляд, должен был перезагрузить развитие IT-индустрии в России, переосмыслить ее значимость. Сейчас в эти процессы пришлось вникать высшему политическому руководству, потому что от их решений зависят целые индустрии. Вот этот итог 2022 года для нас является положительным трендом.

— Какая глубина импортозамещения должна быть?

— 50 на 50. Это уровень сравнительной устойчивости, который позволит переключиться на другие рынки в случае необходимости. Проблема в том, что самый главный компонент — процессор — могут создавать только пять стран: Россия, Тайвань, США, Корея, Япония. В России есть компьютеры, ноутбуки, серверы, которые работают на отечественных микропроцессорах. Но для смартфонов мы ничего своего предложить не можем, увы.

От глобальных рынков мы зависим на 100 процентов (отечественные процессоры производим за пределами России). Поэтому у ICL сейчас правильный вектор на строительство завода материнских плат. Да, на первом этапе речь только о монтаже из готовых комплектующих, но в дальнейшем вокруг него могут вырастать новые производства, новые экосистемы разработчиков.

Источник: https://www.business-gazeta.ru/article/581136